Кирилл Михайлов эмигрировал в Украину четыре года назад. Здесь он занялся проектом, который отслеживает действия российских войск в Украине. Правда, в дальнейшем пришлось заняться Сирией, ЦАР и даже автомобилем «Петрова» и «Боширова». Обо всём этом и о жизни российских эмигрантов в Украине с Кириллом поговорил «Дом свободной России».
– Кирилл, расскажите, пожалуйста, о проекте, которым Вы занимаетесь в Украине.
– Наш коллектив называется Conflict Intelligence Team. Мы отслеживаем российские войска, прежде всего, в Украине и Сирии, а также всё остальное в международной политике постольку, поскольку в этом участвует Россия. Мы считаем, что все внешнеполитические операции должны быть транспарентными: люди должны знать, что происходит, на какие деньги и кто при этом гибнет из российских наемников и мирных жителей.
– Когда возник Ваш проект?
– Разными путями мы работали с 2014 года, в нашем нынешнем виде мы формально существуем с лета 2015 года. В одном из первых наших дел мы обнаружили троих российских военнослужащих, убитых под Луганском. Наши коллеги в России ходили на их могилы и нашли там венки от министерства обороны. Лично я тогда определил место фотографии Тимура Мамаюсупова из Татарстана. У него на прикладе был виден татарский флаг, и он стоял на фоне характерного БТР луганских боевиков, который ранее светился рядом с гуманитарным конвоем. С помощью местных жителей и спутниковых снимков разных лет удалось доказать, что в Луганске действительно находился российский спецназовец.
– А кто еще работает в вашей организации?
– Большинство наших сотрудников анонимные. По той же причине, почему анонимными были источники на территории, контролируемой ИГИЛ. Они, кстати, вели репортажи буквально из столицы ИГИЛ, передавали информацию прямо из-под носа у террористов.
– Какие еще интересные расследования вам удалось сделать?
– Из того, что нашумело в украинских СМИ, была история Евгения Усова из Нижнего Новгорода. Мы доказали, что он воевал под Дебальцево с 6-й отдельной танковой бригадой.
Он ежедневно делал в своем аккаунте «Вконтакте» по несколько постов, и вдруг – двухнедельный перерыв, как раз в самый разгар боев под Дебальцево. После этого появляется его фото с забинтованной ногой, он пишет, что у него осколочное ранение и наконец – фотографирует министра обороны Шойгу, который дарит ему часы. Вообще-то это очень редкий случай, когда министр едет к солдату в госпиталь с подарком. А в комментариях отмечается боец той же бригады, который попадал в плен под Иловайском. Также мы заметили, что у этой бригады на танках в качестве знака присутствует белый круг. Затем мы обнаружили машины с такими же кругами на видео Грэма Филипса, освещавшего конфликт со стороны сепаратистов. Кстати, танк Т-72Б3 производится в России с 2013 года и в Украину никогда не поставлялся.
– А что представляет собой ваша работа технологически?
– Мониторинг интернета, соцсетей и сравнение полученных сведений с другой открытой информацией. То есть, в принципе, это примерно та же работа, чем занимаются Bellingcat и The Insider.
– Кроме Украины, вы занимаетесь также Сирией?
– Да. Осенью 2015 года мы первыми сообщили, что российские военные массово прибывают в Сирию. Нам прислали ссылку на севастопольский форум для молодых мам. Там женщина беспокоилась, что ее муж уезжает в Сирию. Мы нашли ее инстаграм и поняли, что речь идет о морпехе Юрии Артамонове из 810 бригады, ранее участвовавшей в аннексии Крыма.
Наверное, мы поступили не очень этично. Мы сделали аккаунт от имени другой мамы, чтобы уточнить, зачем именно этот военный туда едет. Получив ответ «охранять аэродром», мы поприкидывали и поняли, где скорее всего этот аэродром может находиться.
В ответ на наше расследование Первый канал заявил, что никаких россиян в Сирии нет и даже показал видео с Артамоновым, который якобы никуда не едет. Разумеется, через несколько месяцев они объявили, что российские морпехи будут охранять авиабазу Хмеймим. При этом, наземная операция отрицалась. Тогда мы обнаружили по «Вконтакте» другого морпеха, Юрия Болдырева, к северу от города Хама и, как минимум, в сотне километров от авиабазы Хмеймим. Мы нашли в профиле фотографии его родного плаца в Крыму и сопоставили его с репортажем про Артамонова. Оказалось, что Болдырев – морпех той же бригады. У него тоже была фотография в форме «вежливых людей», с лицом, закрытым балаклавой. Таким образом, атака на нас фактически помогла нам доказать, что человек в Сирии – действительно российский военный.
– А чем вы занимались в последнее время?
– Недавно мы вычисляли «вагнеровцев», погибших в феврале от американского авиаудара.
Когда нам написали, что что-то происходит в ЦАР, мы полезли в фейсбук президента Туадеры. Там мы одни из первых нашли людей характерной славянской внешности, которые тренировали местных бойцов, нашли современную модель грузовика «Урал», сравнили ее с фотографиями одного блогера, который писал про задержанное в Тунисе российское судно – и оказалось, что там тоже есть очень похожий «Урал».
Еще мы «пристроились сбоку» к делу Скрипалей. До нас это расследовали по другим источникам, а мы решили посмотреть базы автострахования. И выяснили, что «Боширов» продал «Петрову» свой Mercedes.
– Как вы изначально определяете, что надо мониторить, куда копать?
– Что-то нам кто-то подсказывает, что-то мы сами находим, что-то мониторим. После громких событий мы ищем во «Вконтакте», например, по словам «погиб в Сирии», и периодически кого-то обнаруживаем.
Бывает, не без казусов – когда мы «похоронили» Нуруллина Азата Раисовича, десантника из Казани – тогда как погиб Нуруллин Азат Рафисович, тоже десантник из Казани. То есть, биографии похожи – разница в одной букве в отчестве. Было неприятно.
– Военнослужащие действительно так относятся к секретным операциям, что постят фотографии и геотеги?
– Когда как. У ЧВК «Вагнер» довольно мощное молчание – но многое выходит через родственников. Сейчас Минобороны готовит законопроект о запрете военнослужащим пользоваться интернетом, смартфонами. Но у многих всё равно есть левые аккаунты.
– А кто финансирует вашу деятельность?
– Как и многие организации сродни нашей, мы существуем на западный грант для НКО.
– Перейдем к личным вопросам. Как Вам вообще жизнь в Украине?
– Мне нравится. Я живу в Киеве, но разница с остальной страной не такая большая как между Москвой и Россией.
Один раз меня, правда, ограбили, отобрали телефон – но, наверное, не стоило идти пьяным через парк в обществе двух незнакомцев. Но зато потом следователь дал мне денег на билет от Одессы до Киева, поскольку я опоздал на свою машину из-за следственных действий.
Первые два года мне было странно говорить, что я тут живу. Казалось, что я просто должен пересидеть. Потом понимаешь, что это «пересидеть» перерастает в четыре года, уже куплены настольный компьютер, велосипед – и понимаешь, что ты здесь уже обжился.
Помимо журналистики, я играю в «Что? Где? Когда?», сейчас наша команда входит в тройку лучших в Украине. Правда, когда они выйдут на чемпионат мира, мне придется оставаться в Киеве, поскольку я невыездной.
– А почему невыездной?
– Я второй раз подаю документы на получение статуса беженца. Сейчас опять идет первая итерация судов, судья не торопится рассматривать дело, и пока я нахожусь тут легально. У меня хороший адвокат, и за себя я, в принципе, спокоен.
– То есть, за четыре года Вы так и не получили статус беженца?
– Мне приходится доказывать, что я раскрываю военные потери, которые являются в России гостайной, но миграционная служба говорит, что дома мне ничего не угрожает и пишет в заключении, что «Российская Федерация – демократическое государство, где соблюдаются конституция, права и свободы граждан». Когда у меня был первый суд, я сказал представительнице миграционной службы единственное: повторите мне, пожалуйста, это в лицо. Отказалась.
– Языковых трудностей не возникает?
– В Киеве до сих пор широко используется русский язык. В некоторых проявлениях он даже начинает меня бесить. Когда идешь по Подолу, а там играет русский рэп или шансон, ты начинаешь понимать Львовскую облраду (19 сентября Львовская областная рада ввела временный мораторий на российские культурные продукты – Прим. ред.). Правда, у них нет механизмов воплощения этого закона, да и принят он в виде рекомендации.
Я даже в последнее время стал от нечего делать немножко учить язык. С продавцами периодически общаюсь на украинском, иногда даже сам заговариваю. У меня принцип очень простой: если я могу сформулировать фразу не задумываясь, то я начну говорить на украинском, а если возникнут трудности, перейду на русский. Когда же я говорю «вибачте, але я дуже погано розмовляю українською», то мне уже никто не верит.
– А Вы ощущаете себя русским или уже украинцем?
– Нет, конечно же, я считаю себя россиянином, всё-таки там родина. И, когда там всё закончится, я скорее всего перееду обратно.
– Вы следите за политической жизнью в Украине? Можете отметить что-то интересное?
– Я интересуюсь темой гендера, и мне нравится то, что происходит в Украине в этом смысле. Прежде всего, вся эта история с невидимым батальоном, когда активистки годами добивались и наконец добились, чтобы женщинам разрешили фронтовые специальности. Раньше они писались поварихами, а работали снайперами, но без соответствующих надбавок.
Вроде сейчас Верховная Рада собирается отклонить проект Оппозиционного блока про запрет гей-пропаганды, списанный с российского. Конечно, на представителей ЛГБТ в Киеве всё ещё могут напасть. Недавно произошло знаковое событие, когда нападавшим инкриминировали не только нанесение тяжких телесных повреждений, но еще и дискриминацию.
Есть еще один интересный момент. Когда я приезжал в 2012 году, меня поразило то, что в ларьках с шаурмой все продавцы были славянской внешности. Сейчас же стало довольно много мигрантов – и не сказать, что это неприятные люди. А в моллах что-то выбирают себе стильно одетые дамы в хиджабах. И мне это нравится: какое-то движение в сторону Европы.
– Некоторые российские активисты, наблюдая за событиями в Украине, говорят, что энергия Майдана потихоньку выдыхается. Можете ли Вы что-то здесь сказать?
– А что такое «энергия Майдана»? Много хороших реформ проведено, что-то, может быть, получилось не очень. Но мне кажется, что необратимые изменения уже произошли. Уже стало невозможно воровать без последствий для рейтинга, начали нормально говорить о правах человека.
Осенью 2012 года здесь тоже были выборы, были фальсификации – протестовать выходило 30 тысяч человек. Я думал: ну и что, у нас больше выходит, да и что это даст – постояли-разошлись… Через год вы знаете, что здесь было. Так что энергию никуда не деть – люди всё равно не готовы жить, как прежде. Здесь невозможно повторение российской ситуации.
И даже если власть что-то делает не так, здесь есть огромное количество тех, кто готов ее критиковать без особых для себя последствий.
Ладно, каминг-аут: я являюсь сторонником действующей украинской власти. Из-за отношения к ЛГБТ и к россиянам на примере Бабченко. Выстраивать такую мощную операцию для того, чтобы спасти жизнь одного русского… Порошенко растащили на цитаты, когда он говорил «Прощай, немытая Россия». Но далее он отдельно обратился к россиянам, борющимся за свободу и сказал, что хочет процитировать другого российского поэта: «Товарищ, верь: взойдет она, звезда пленительного счастья, Россия вспрянет ото сна, и на обломках самовластья напишут ваши имена!» Это было мощно, лично для меня.
Получайте свежую аналитику, мнения и анонсы всех наших мероприятий в Telegram: https://t.me/freerussiahouse. Смотрите наш канал на Youtube: www.youtube.com/channel/UChL36NOZdlNiDuXHfc-SQLA.