Лидия Михальченко

Исследовательница Free Russia Foundation

Телеграм-канал ингушских феминисток сказал свое слово

Прошлым летом в Ингушетии зародилось невиданное ранее для этой республики явление, — женский блог. Не о моде, кулинарии или деторождении, а о правах женщин. Феминистки этой традиционной патриархальной республики обрели свой голос. Там, где женщине надо спрашивать у мужа разрешения пойти в магазин, а отец может легко запретить дочери посещать старшие классы школы, группа отважных авторок заговорила вслух о домашних побоях, насильственной выдаче девочек замуж, незаконном отъеме детей у матерей при разводе.
Само собой, патриархалы и традиционалисты подняли настоящий вой и заклеймили “Мадо” самыми страшными проклятиями. Они не смогли лишь одного, — запретить девочкам, девушкам и женщинам Ингушетии, даже не будучи подписанными, читать, размышлять, анализировать и все более критично оценивать традиционные установки: “будь как все, будь удобной для мужчины, не высовывайся”.
Авторки канала не раскрывают своих имен, но согласились ответить на вопросы и рассказать о реакции людей на этот новый голос. Говорит одна из админок. 

В Ингушетии и на Кавказе в целом ваш канал наделал много шума.  Какие результаты за 8 месяцев работы канала для вас наиболее значимы? 

— Для меня результатом работы канала как раз этот шум и является. То, что он появился и вызвал такой резонанс, это хороший результат. У нас есть подписчики не только из Ингушетии, но и из других регионов. Точных последствий появления этого паблика я не знаю, но у меня есть подтверждения того, что многих людей он заставляет просто задуматься и заметить наконец, что происходит вокруг них.

— Как общество реагирует на столь нетрадиционный подход к освещению гендерных проблем в Ингушетии? 

— Реакция общества, можно сказать, расслоилась, разделилась, дифференцировалась. Разброс широк — от резко негативного до столь же резко положительного. Есть такие читатели, которые на пену исходят от бешенства. Я вижу этих людей, они гордятся тем, что они антифеминисты и унижают феминисток, придумывают антифеминистские тэги. Я вижу “круги по воде” от публикаций на канале и в других социальных сетях, особенно в фейсбуке. На многих активных блогеров наши посты действуют как красная тряпка на быка. Но есть и иные отклики, “низкий вам поклон”, “замечательно, что вы это пишите”. Очень широкий диапазон мнений. Но, я думаю, уже все в Ингушетии поняли, что загнать назад это не получится. Явление состоялось, придется его принять и смириться. 

— Каналу  и его основательницам поступали угрозы. Насколько они реальны? 

По степени реальности они такие же, как и другие угрозы любым неугодным. Журналистам, правозащитникам. Никогда не знаешь, может быть, среди тех, кто шлет угрозы, может и найдется маньяк, который решится на крайний шаг вплоть до физического насилия. Пока оно проявляется на уровне вербальной агрессии, стремлении заткнуть, создать нам негативную репутацию, заклеймить в публичном пространстве. Случаются попытки давить на авторок канала через связи с родственниками. Реальность угрозы каждый человек сам для себя оценивает. Для многих женщин важно, чтобы их имя не трепали, другим это совершенно безразлично и угроза что-то о ней всем рассказать не действует, они только смеются. Есть те, кого пугает угроза физического насилия, некоторым важно, чтобы не пострадали близкие. Так что в каждом случае напугать может что-то свое.  

Какие действия журналистов и общественников извне могли бы помочь женщинам Ингушетии и Кавказа в тех случаях, когда они оказываются бесправны? 

Говорить об этом, писать, предавать огласке, всячески распространять информацию. Как показывает практика, это наиболее действенное средство. Как только СМИ рассказали историю о сотруднике полиции, который слил в сеть оперативное видео с девушкой-жертвой шантажистов (ее в тот же вечер убил ее брат, — не в той компании находилась), власти были вынуждены реагировать. Полицейского обвинили в нарушении закона, уволили и завели дело. Конечно, он не ответил так, как того заслуживал, но, по крайней мере, потерял работу. Стало ясно, что отмолчаться, отмазаться не получится. Поэтому надо поднимать тему. А общественники должны пытаться помочь женщинам на разных уровнях, — поддерживать психологически, материально и юридически. Очень важно было бы создать в республике шелтеры, чтобы жертва физического насилия могла спрятаться. Не знаю, насколько это у нас реально, но убежища нужны, пусть они даже будут с национальным колоритом. Пусть это будет небольшое пристанище, но пусть хоть кого-то принимают, спасают.
Ну а кроме того, нужны публичные дискуссии, материалы, просветительские фильмы. Если бы общественники реализовывали проекты по гендерному воспитанию, женщинам в перспективе было бы немного проще. Это не на один год работа. Но перспектива есть и это лучше, чем сидеть сложа руки. 

— Изменился ли состав авторок канала с момента его появления?

Сложно сказать. Я в данный момент не являюсь админом канала. Знаю, что укрепляли безопасность паблика против взломов. В результате стало меньше участниц с функцией админа. А публикации размещаются через одну из них. Сейчас, читая посты, я даже затрудняюсь сказать, кто конкретно пишет. В целом, публикации отражают нашу общую позицию или коллегиальное решение по следам обсуждений. Бывают внутренние дискуссии. Потому все суммируется и кто-то по вдохновению пишет пост. 

-С учетом того, что вы пишите на условиях анонимности, как  с вами коммуницируют и солидаризируются новые единомышленницы?  Много ли таких?

— У нас есть группы в вотсап. Кроме того, у каждой из нас есть свои источники и контакты. Мы постоянно настроены на принятие такой информации на тему нарушений прав женщин. То, что раньше казалось обыденным и пропускалось мимо ушей, сейчас изучаем, фиксируем, распространяем, делимся друг с другом, обсуждаем. В каждом случае ищем общее, частное, пытаемся систематизировать какие-то случаи. Я думаю, единомышленниц гораздо больше, чем участниц этой группы. Я прислушиваюсь к тому, как обсуждают посты “Мадо”. Поскольку я не афиширую своего участия там, удается узнать, что думает аудитория. Идет живое обсуждение, реакция есть и это радует. Читательниц, единомышленниц гораздо больше, чем мы могли предположить. Иногда друзьями оказываются даже те, от кого не ожидал. И даже есть мужчины профеминитисты. 

— Были ли наезды на канал с попытками выяснить, кто стоит за публикациями? 

Меня не ассоциируют с каналом, поэтому я с этим не сталкивалась. Но у нас есть более медийная участница, и ей иногда “прилетает”.

— Мужчины Кавказа нередко оперируют аргументами «ты что, как русская что ли?»,  заставляя женщин подчиняться. Это действует?

— Все зависит от того, насколько человек зависит от этих представлений. Мне кажется, это уже не работает, или работает очень слабо, на совсем забитых и задавленных. И этот аргумент я все реже слышу. Сейчас действуют какими-то религиозными рычагами давления, это работает. “Ты мунафик”, или “ты кафир”,  тебе это выльется… То есть, действуют угрозой карами от всевышнего, это сейчас более популярный инструмент воздействия на женщин. Исламская аргументация вышла на первый план перед национальной.

«Памятник Матери» в Магасе на аллее «Матери России»

— Кто из известных борцов за права человека в Ингушетии решился публично осудить убийства чести и прочие репрессии против женщин по признаку пола? 

Я таких не припомню. Не буду врать, может и были такие.

— В связи с тем, что женщины Ингушетии, Чечни, Дагестана и тд все более смело рассказывают о своих внутренних проблемах, ситуация улучшается в целом?

Тот факт, что есть примеры, когда женщина возвысила голос и чего-то добилась, пусть даже и не полностью, но отстояла свои права, назвала имя обидчика, нарушителя прав (как в случае с тем полицейским), тот факт, что есть место, где об этом можно рассказать и надеяться на помощь, это уже немалый сдвиг для нашего общества. И еще, под влиянием открытости этой информации уже и госчиновники, вынуждены признавать правоту, принимать решения в пользу женщин в тех ситуациях, где всегда было наоборот. Если раньше не хотели слушать и до суда не доходило никогда (отъем детей у матерей после развода, убийства чести), то сейчас суда вынуждены под давлением наших и производных публикаций действовать худо-бедно по закону, а не по каким-то неясным понятиям, “с учетом местной специфики”. Идет процесс трансформации. Медленно, очень инертно. 

— Как могут отреагировать ваши родственники, если узнают, что вы пишите в “Мадо”?

— Надо сказать, я немало натерпелась в замужестве. До смерти мужа и после. Еще долгое время я жила с его родней. Физического насилия, можно сказать, не было… Я не считаю пары оплеух, которые я от него словила, ни за что. Но по сравнению с историями других женщин это чепуха. Но все остальное было, — и ограничение передвижения, контроль моего гардероба, — что носить, куда ходить, кому улыбаться, с кем разговаривать. Я не могла, когда захочу, поехать к родителям, мне лимитировали общение с ними. Он запрещал мне телевизор, книги, устраивал скандалы, если заставал за чтением чего-то кроме кулинарных или медицинских справочников. И под все это искусно подводилась база традиций, адатов, ислама и прочего. Мои родители надеялись, что рано или поздно все образуется. Но сейчас мой отец жалеет, что позволил так со мной обращаться. А я не могла уйти, потому что было ясно, что детей со мной не оставят. Дети — мощный рычаг давления и принуждения в нашем обществе. Поэтому давления от близких в связи с моим участием в этом блоге я не опасаюсь. Другое дело, что может начаться давление на мою родню со стороны. Непрошенные мнения, порицания.  И это, конечно, неприятно. Родственники покойного мужа меня однозначно осудили бы. Но мне это уже достаточно параллельно. 

1