В новом выпуске нашего подкаста пытаемся заглянуть в будущее — как мировая экономика переживет пандемию, обсуждают Григорий Фролов и Владимир Милов.
Эпидемия очень сильно ударила по экономике во всем мире — лишь части компаний удалось перепрофилироваться, большинство заявляют о рекордных убытках. Которые, естественно, приводят к сокращению объемов производства, росту безработицы, рецессии. В России ситуация усугубляется нефтяными войнами, которые в начале марта обрушили курс рубля.
Почему рубль в ближайшее время прекратит падение, а Сечин на самом деле не виноват? Удастся ли нам выйти из мирового кризиса с меньшими потерями, чем в 2008? Почему российские национальные проекты умерли и что нужно сделать, чтобы спасти экономику? Об этом говорим с Владимиром Миловым.
Вы можете прослушать наш подкаст на Apple podcasts, Google podcasts, Yandex музыке, или SoundCloud. Либо прочитать текстовую версию ниже.
Григорий Фролов: В этих очень необычных обстоятельствах хочется поговорить про прозаичную для России тему – тему Нефти и экономики, которая завязана на ней. Игорь Сечин и Владимир Путин «эффективно и вовремя» умудрились ввязаться в авантюру с нефтяными войнами, видимо не подумав о том, что бывает фактор коронавируса, и теперь экономика России оказалась в совершенно небывалом состоянии. Кроме того, что весь мир и Россия вместе с ним входит в глобальную рецессию в связи с коронавирусом и повсеместными карантинами, для России все, как всегда, началось немного раньше – с того момента, как развалилась схема ОПЕК+ и цены на нефть драматически полетели вниз. Владимир, расскажите, ждать ли от нефти сейчас какой-то траектории, кроме как нисходящей, и есть ли шанс, что нефть, а вместе с ней и рубль, вывернут немного из этого пике и вернутся хоть к каким-то разумным для российского бюджета ценам или же эта история навсегда?
Владимир Милов: Вначале стоит сказать про нефть и рубль. Последний в ближайшие недели может отвязаться от нефтяной динамики, потому что его будут поддерживать. Такое обвальное падение рубля очень опасно для нашей экономики, потому что оно бьет по главной болезненной теме последних лет – это покупательская способность населения. Мы все еще очень сильно зависим от потребительского импорта. Настолько, что падение рубля на 20% будет серьезно отражаться на кошельках россиян и на потребительском спросе всего через несколько недель. Это в том числе вызовет и социальное недовольство, не говоря уже о падении экономики. Все больше очевидно, что мы теперь уходим в отрицательную зону. Я думаю, что у государства резервы большие, и рубль будут поддерживать. Центробанк уже заявил, что будет продавать валюту. И здесь про нефть и рубль имеет смысл говорить в чуть разных категориях.
Нефть скорее всего продолжит падение ровно до тех пор, пока не появится какая-то ясность, что будет с развитыми экономиками в связи с пандемией коронавируса. Основная паника последних недель была связана с тем, что вирус вышел за пределы Азии, и теперь самыми проблемными являются развитые страны. Италия обогнала Китай по смертности. Но Штаты идут к тому, чтобы стать абсолютным лидером, и нет адекватной реакции федерального правительства. Все примерно понимают, что будет. Либо под давлением обстоятельств объявят жесткий карантин в западных странах, который ударит по экономике, либо пандемия выйдет из-под контроля и ударит по экономике еще больше. На нефти это, безусловно, также скажется. Но учитывая российские резервы и то, насколько это все политически болезненно, я думаю, что рубль они будут стараться как-то успокоить. Поэтому здесь вряд ли имеет смысл говорить о связке нефти с рублем.
Что касается ОПЕК, сейчас я буду заниматься необычным для менять делом – отмазывать Путина и Сечина, т.к. общее представление о том, что произошло, немного не соответствует реальности. Во-первых, падение началось намного раньше коронавируса. За весь прошлый год цены упали примерно на 10%. В этом году все еще больше ускорилось. Brent упал почти на 20 долларов. Выглядело так, что процесс уже не остановить. Скорей всего, произошло следующее. Во-первых, все знают, что Сечин давний противник сделки с ОПЕК, но решение, конечно, принимал Путин. У него скорей всего было полное понимание по коронавирусу и тому, что будет происходить в ближайшие недели. Это была одна из причин, почему они решили, что выйти из сделки было лучше сейчас.
Второй фактор, о котором странно мало говорят, это саудовский ультиматум. Они заявили о том, что нужно новое большое сокращение добычи, чтобы сдержать цены. Тут важно сказать, что сокращение добычи, консервирование и удержание неработающих скважин обходится дорого, особенно для наших компаний, в отличие от саудовских. Они предложили крупное сокращение на 1,5 млн баррелей в день, из которых Россия должны была сократить 300 тысяч баррелей, что равняется 15 млн тон добычи в год. Другими словами, это размеры целой Башнефти. Очевидно, наши нефтяники были не готовы к этому. Но важно еще и то, что с учетом коронавируса, было ясно, что такого сокращения будет недостаточно, что сейчас и подтверждают сами саудовцы. Буквально в прошлый четверг была опубликована статья в Wall Street Journal, где говорится, что необходимо не 1,5 млн, а 6 млн баррелей в день, чтобы вернуть цену к 50-60 долларам. Это 300 млн тон годовой добычи – столько вся Россия добывала в 90-ые годы. И это уже равносильно тому, чтоб убрать целую нефтяную страну с рынка. Понятно, что этот ультиматум не мог быть выполнен. Саудовцы сказали, что либо Россия соглашается на наши условия, либо они устроят ценовую войну и дополнительно выбросят нефть на рынок, что обрушит его еще больше.
Скорей всего Путин рационально понимал, что в любом случае будет дальнейший обвал рынков. Кроме того, он не любит язык ультиматумов. Также, он понимал, что для нашей нефтяной сферы новые обвальные сокращения неподъемный вариант. Скорей всего эти факторы и повлияли на его решение. Можно спорить, насколько это был удачный момент. Вероятно, стоило выйти из сделки еще раньше. Но с другой стороны этот выход мало на что влияет, потому что рынки падают из-за угрозы экономикам развитых стран в связи с коронавирусом, и сделка ОПЕК в данном контексте — это вчерашний день. Это можно проследить по тому, что динамика нефти в принципе совпадает с динамикой рынков. Как рынки себя ведут, оценивая перспективы развитых экономик, прежде всего Штатов, так и нефть следует за ними.
ГФ: Сейчас массово в соцсетях идут вбросы о том, что после ссоры с Россией Саудовская Аравия начали демпинговать и перехватывать европейские рынки. Во-первых, насколько это правда? Во-вторых, насколько это важно, учитывая, что все развитые рынки будут сокращать все свое потребление, не только нефти?
ВМ: Это именно то, что они пообещали сделать. Они действительно сказали, что либо вы идете на резкое сокращение добычи, как мы просим, либо мы устроим вам ценовую войну и обрушим цены, потому что Саудовская Аравия может это выдержать. В этом была их линия шантажа, на которую Путин решил не поддаваться, потому что считает, что они накопили резервы, поддерживали стабильную макроэкономику за все эти годы и теперь готовы к этой войне. Скажем, если бы саудовцы этого не делали, она была бы на несколько долларов за баррель дороже. Но все же основной фактор, который тянет рынок вниз, это падение рынков из-за коронавируса.
Во-вторых, рынок нефти очень динамичен. Чем дешевле будет нефть сегодня, тем быстрее с рынка будут уходить дорогие объемы, исчезать нерентабельные проекты при текущих и более дешевых ценах и тем быстрее будет возникать дефицит. Этот агрессивный демпинг обратно пропорционален будущему возникновению дефицита. Чем агрессивнее они будут демпинговать, тем быстрее цена обратно отрастет. Это абсолютно жесткий закон рынка. Если бы они вели себя спокойнее, умеренные цены в районе 30 долларов могли бы удержаться более длительный период времени. Поскольку они сбивают цены дальше к 20 долларам за баррель, дорогая нефть будет уходить еще скорее и в целом нефть в итоге будет неизбежно снова дорожать. Демпинг только ускоряет этот процесс.
ГФ: Что сейчас ждет российскую и глобальную экономику? Правильны ли оценки, что рецессия, которая ожидает глобальную экономику, будет хуже, чем в 2008 году? Каким образом этот спад будет бить по людям и по странам с развивающимся рынком?
ВМ: Тут, конечно, очень много неопределенности. Главное отличие от 2008 года заключается в двух вещах. Первое, сегодня гораздо хуже происходит международная координация. Тогда были более ответственные политики у власти в разных странах. Сегодня мы имеем гораздо более сильный Китай, который откровенно диктует свои правила игры международному сообществу. С другой стороны, сегодня у руля много популистов, которые не очень любят международные обязательство и больше заняты своими внутренними делами (например, Трамп или Борис Джонсон). В этой ситуации ожидать четких скоординированных мер, которые были в 2008 году, сложно.
Второе, мировая экономика подошла к кризису с коронавирусу более ослабленной из-за торговых войн, которые развязал Трамп в последние три года. В целом, протекционизм стал последней глобальной модой, к сожалению. Один из чемпионов в мире по введению протекционистских мер – это Индия. Ее экономика сейчас сильно страдает. Например, еще до вспышки коронавируса в январе МВФ понизил прогнозы роста мировой экономики за этот год именно из-за Индии. Также, в Штатах был самый слабый рост за последние три года. В Китае рост замедлился до рекордно низких значений за 30 лет. Это все было до коронавируса и во многом связано с торговыми войнами.
Таким образом, фонд, с которым мы подходим к пандемии, гораздо хуже. Но, с другой стороны, правительства крупнейших стран уже высказались, что они готовы бросить любые невероятные ресурсы, чтобы рынок залить деньгами и защитить от этих всех негативных последствий. Поэтому можно рассчитывать, что власти и их регуляторы не дадут самым катастрофическим сценариям развиться.
Вспышка в Китае уже прошла, в Ухани сняли карантин. Острая фаза продолжалась 50 дней. То есть виден конец туннеля, и отрезок не такой длинный. Конечно, удар будет из-за прерывания транспортного сообщения и ухода людей на дистанционную работу. Но продлится это, по всей видимости, недолго. Будет ли глобальная рецессия, мы не знаем. Но точно будет серьезное замедление роста. Но фатального коллапса в мировой экономике от этого ждать не приходится, просто шторм.
С Россией все хуже и гораздо определеннее. Мы давно уже зависли в ситуации без роста. Нам обещали 3% ВВП, когда заработают так называемые национальные проекты, но что происходит в ситуации с коронавирусом. Национальным проектам похоже пришел конец. Все те финансовые резервы, которые были у правительства, теперь будут растрачены на антикризисную помощь для преодоления глубокого падения. А дальше деньгам неоткуда взяться. Это просто уничтожило попытку маневра. Правительство повысило налоги в прошлом году, резко замедлив экономический рост и рассчитывая этим накопить денег, чтобы профинансировать инфраструктурные проекты. Но на них сейчас уже денег не останется, т.к. она уйдут на удержание ситуации.
В частности, произошла следующая фантастическая метаморфоза. Кабинет Мишустина 2 месяца назад пришел руководить экономикой, как кабинет роста. Путин был недоволен тем, что медведевский кабинет не обеспечивает достаточных темпов роста. Поэтому он назначил Андрея Белоусова первым вице-премьером, ответственным за национальные проекты. Теперь же они превратились в жесткий антикризисный кабинет, который должен бороться с плохими последствиями при ограниченных ресурсах. В отличие от правительств других крупных стран, они сказали, что создают фонд в 300 млрд рублей, что ничтожно. Это значит, что они еще не решили, что они выбирают: продолжать финансировать нацпроекты или перенаправить средства на помощь экономике. Но если они не будут давать достаточно денег для поддержки экономики, она рухнет довольно заметно. А если они все же решат эти ресурсы перенаправить на антикризисные меры, тогда нац. проекты останутся без финансирования. Это значит, что мы теперь точно не увидим роста в 3% ВВП на ближайшие несколько лет. Вопрос в том, насколько глубоким будет падение в этом году. Теперь мы зависли в этой яме на гораздо более долгий срок, чем кто-либо мог предположить. Для России эти последствия гораздо яснее, чем для крупнейших мировых экономик.
ГФ: Вы сейчас говорите о широких мерах помощи национальным экономиках, о которых заявлено западными странами. Мне кажется, мы сейчас наблюдаем такой лево-правый поворот в мире как минимум на время пандемии. С одной стороны, в Европе проснулись все национальные государства, восстанавливаются границы, вводятся чрезвычайные положения. Государство во всей его красе с точки зрения заградительных мер проснулось. С другой стороны, с точки зрения экономики мы видим набор довольно левых схем: массовое вливание гос. средств в экономику, дополнительная поддержка систем здравоохранения, возможно, некоторые авиакомпании пойдут на национализацию или на выкуп части доли в кампаниях за счет государства. Через три месяца может оказаться, что государства сильно больше в нашей жизни, чем мне лично этого хотелось бы. Каково ваше мнение? Можете ли вы назвать топ-5 мер, которые сейчас любой развивающейся экономике стоило бы предпринять?
ВМ: Я эти опасения разделяю. Когда разворачивался кризис 2007-2008 годов, я писал большой текст о полномочиях и рычагах, которые на себя берут государства в связи с кризисом и что это несет большие риски. Но этого тогда не случилось. Никто из развитых стран не стал пользоваться ситуацией для переутверждения новой модели функционирования государства. Но сейчас ситуация, более угрожающая по нескольким причинам. Во-первых, гораздо серьезнее усилились диктатуры, прежде всего во главе с Китаем. Они сейчас играют совершенно другую роль в мировой экономике и общественно-политической жизни. У них гораздо больше ресурсов и возможностей для влияния. Я в первую очередь вижу их рассадниками экономики нового типа, где все контролирует и регулирует большой брат.
Вторая проблема в том, что в развитых странах запада у власти сейчас политики манипулятивного типа, которые не очень любят институты демократического мира, а предпочитать сами всем управлять, как условный коллективный «Трамп». Мне кажется, что понятие левой и правой ориентации в современном мире очень сместилось. Например, Трамп и Берни Сандерс примерно одинаково выступают против свободой мировой торговли, которая была главным фактором роста в последние 30-40 лет в мире. Принято считать, что Трамп правый, а Берни Сандерс левый, но по этому вопросу они занимают одинаковые позиции. Шкала меняется. Можно считать, что политики, которых называли рыночниками, любят эти дополнительные рычаги контроля и возможно не захотят с ними расставаться. Поэтому риск того, что государство, почувствовав себя главным игроком в такие кризисные моменты, не захочет эту роль отдавать, существует.
Очень многие верили в рыночные силы, как главный двигатель прогресса. Но за последние пару кризисов мы выяснили интересный феномен, что рыночный капитализм, частная инициатива и инвестиции могут работать, только когда им созданы хорошие условия. Но как только что-то грохнет, они все бросают и бегут. Суть не в том, что государство лезет, пытается насадить свою помощь и переделить рынок, оно остается единственным сторожем, когда все эти прекрасные инвесторы исчезают. Поэтому, когда мы говорим о левых мерах поддержки рынка, нужно понимать, что они во многом вынужденные. В такой ситуации надежда на частного инвестора, как на двигателя прогресса, не работает. Это очень интересный философский урок из кризисов 2007-2008 годов. То, что частный бизнес не способен выдерживать кризисные ситуации, это удар по теории рыночного капитализма. Прошлый опыт говорит, что опасения в целом оказались напрасными, но риски большие.
Что касается мер. Вместо топ-5 пунктов помощи, мне кажется, достаточно использовать два. Многие страны уже взяли за основу дополнительные прямые выплаты населению. Мне кажется, это было бы справедливо и для России. У россиян примерно такого же порядка сумму забрали в виде повышения налогов в прошлом году. Мне кажется, такие прямые выплаты населению это очень хорошие меры. Деньги скорее доходят до рынков и в более эффективном виде, чем при поддержке предприятий. Потому что во втором случае возникает фаворитизм, коррупции, фактор чиновничьей ошибки. Когда деньги даются напрямую людям, они несут их туда, где продаются наиболее востребованные и конкурентно способные товары и услуги.
Если государство выделяет крупную господдержку, лучше поддержать население напрямую. Как мы видим по российской ситуации, затяжное падение покупательского спроса, это фактор, не дающий экономике расти, несмотря на восстановление нефти и вложения гос-ва в проекты. Это сильные гири на ногах, когда у населения нет денег.
Второй важный момент заключается в том, что государство как регулятор должно объявить полноценный форс-мажор. Если бизнесы будут иметь четкую юридическую основу для того, чтобы стать на паузу в отношениях с контрагентами и сказать, что не будут платить несколько месяцев в связи с такой ситуацией, это нормально. Тогда не будет такого катастрофического удара, когда бизнес не платит, на него обращают штрафные санкции и он разоряется. Просто можно встать на паузу и вернуться, когда вспышка пройдет и экономика начнет восстанавливаться. Единственный источник для контрагентов в договорных отношениях на рынках – это государства, и именно такую форс-мажорную ситуацию оно и должно объявить.
Первая мера поддержит людей, когда они уходят на удаленные работу или работа вообще исчезает, вторая поможет заморозить бизнесу свои договорные рамки на несколько месяцев, пока все не пройдет. После нынешнего кризиса, вероятно, все же будет более мрачная ситуация, чем после 2008 года, но не стоит отчаиваться раньше времени.